Т. 2. Азия и Африка: Наследие и современность

Секция XXI 416 Азия и Африка: наследие и современность. Т. 2 Второй вопрос — о литературном направлении представляет еще больший интерес. Говоря об израильских писателях 1990-х гг. — О. Кастель-Блюм при- надлежит к этому поколению — литературоведы в последние годы уверенно называют их прозу постмодернистской, хотя вопрос о существовании постмо- дернистской литературы вИзраиле уже затрагивался многими литературоведами, и однозначного, исчерпывающего ответа на него до сих пор нет. Словосочетание «израильская постмодернистская литература» звучит почти как оксюморон: трудно представить, как один из основных принципов постмодернизма—«отказ от мимесиса»—может воплотиться в творчестве израильских писателей, которых называют, цитируя Книгу пророка Иезекииля, «стражами дому Израилеву». С. Шифман разрешает это противоречие. Признавая за израильским постмодерниз- момправо на существование, она называет это явление амбивалентным, объясняя это так: «C одной стороны, не вызывает сомнений тенденция писателей-постмо- дернистов к деконструкции существующих моделей: сюжета, объекта, реально- сти и языка, — с другой стороны, эти писатели живут в Израиле, и кажется, что в обществе, настолько лишенном чувства защищенности, настолько неуверенном в вопросах национального и индивидуального самоопределения, постмодер- нистская неопределенность становится образом жизни». С другой стороны, некоторые литературоведы, например Т. Хазак-Лоуи, видят истоки израильского постмодернизма не в литературном, а в историческом процессе. Зарождение постмодернизма в Израиле связано, по их мнению, с развитием постсионизма как социо-культурного феномена. Некоторые чертыпостсионизма и израильского постмодернизма совпадают, среди них отказ от национального метанарратива и протест против гегемонии ашкеназской культуры. Осталось сказать несколько слов о художественном языке О. Кастель-Блюм. Для него характерныширокое употребление просторечий, сленга, заимствований из английского и арабского языков, нарушение синтаксиса и будто бы нелогич- ное членение текста на синтаксические единицы. У наиболее консервативных критиков, например у М. Бена и И. Орена, такое вольное обращение с ивритом вызвало возмущение, иврит О. Кастель-Блюм был назван плоским, «тощим». Литературоведов новый язык привел в замешательство. Д. Гуревич определил язык О. Кастель-Блюм как «ненормальный, грустный и вращающийся в соб- ственных стенах», Д. Мирон назвал его мертвым. Сама писательница рассказы- вает, что стремилась найти такой язык, который бы отражал реальность и был понятен всем, кто живет в Израиле (то есть и новым репатриантам, которым по большей части была недоступна литература 60-х и даже 70-х годов, где, как говорит О. Кастель-Блюм, в каждом описании по 17 синонимов). О. Кастель- Блюм вспоминает: «Я сказала себе, как хорошая учительница говорит ученику, который не может ответить на вопрос по истории: пиши своими словами». Так появился язык, который назвали «тощим», и впоследствии этот эпитет стал в Израиле полноправным литературоведческим термином.